Спорт, питание, похудение, упражнение

Чарльз Диккенс «Посмертные записки Пиквикского клуба. "Посмертные записки Пиквикского клуба": описание и анализ романа Ч диккенс посмертные записки пиквикского клуба fb2

«Посме́ртные запи́ски Пи́квикского клу́ба» - первый роман английского писателя Чарльза Диккенса , впервые выпущенный издательством «Чепмен и Холл» в - 1837 годах . Вместо того чтобы по предложению издателя Уильяма Холла писать сопроводительный текст к серии картинок художника-иллюстратора Роберта Сеймура , Диккенс создал роман о клубе путешествующих по Англии и наблюдающих «человеческую природу». Такой замысел позволил писателю изобразить в своём произведении нравы старой Англии и многообразие (темпераментов) в традиции Бена Джонсона .

Энциклопедичный YouTube

    1 / 5

    ✪ Диккенс Чарльз "Пиквикский клуб" (АУДИОКНИГИ ОНЛАЙН) Слушать

    ✪ "Записки Пиквикского клуба" 1972 г.

    ✪ Много книг: Гюго, Диккенс, Хемингуэй и другие. Финал месяца классики.

    ✪ Диккенс Чарлз - Пиквикский клуб

    Субтитры

Герои

Главные герои

Сэмюэл Пиквик

Образ нахального молодого человека, прислуживающего в гостинице и отпускающего подобные шуточки, уже возникал в одном из очерков Боза - «Дуэль в Грейт-Уинглбери»: это словоохотливый коридорный, которому тоже была свойственна привычка ссылаться на кого-то, кто якобы произносил повторяемые им слова, например: «Здесь и правда довольно тепло, как сказал мальчишка, свалившийся в камин» .

Вводя в круг действующих лиц Сэма Уэллера, Диккенс на первых порах лишь варьировал один из созданных им прежде образов, но затем он с блеском использовал заложенные в нём возможности, и из второстепенного персонажа Сэм Уэллер превратился в одного из главных героев.

Вполне объяснима та прочная дружба, которая устанавливается между Сэмом и Пиквиком. Их сближают честность и нежелание подчиняться несправедливости. И когда Сэм добровольно разделяет с Пиквиком заключение в тюрьме, то делает он не из-за желания угодить хозяину, а потому, что он понимает хозяина и сочувствует ему.

Из последней главы мы узнаём, что Сэм женился на Мэри, которая стала экономкой мистера Пиквика. «Судя по тому, что у калитки сада постоянно вертятся два толстых мальчугана, можно предположить, что Сэм обзавёлся семьей», - пишет Диккенс.

«Уэллеризмы »

Широкую популярность приобрели так называемые «уэллеризмы» - юмористические изречения Сэма Уэллера «на случай», по большей части им изобретённые, но приводимые обычно с ссылкой на какой-нибудь анекдотический «источник» . Некоторые высказывания являются примерами чёрного юмора .

Примеры «уэллеризмов»:

  • Какого дьявола вам от меня нужно? - как сказал человек, когда ему явилось привидение.
  • Ничто так не освежает, как сон, сэр, как сказала служанка, собираясь выпить полную рюмку опия.
  • Ну-с, джентльмены, милости просим, как сказали, примкнув штыки, англичане французам.
  • Теперь у нас вид приятный и аккуратный, как сказал отец, отрубив голову своему сынишке, чтобы излечить его от косоглазия.
  • Это уж я называю прибавлять к обиде оскорбление, как сказал попугай, когда его не только увезли из родной страны, но заставили ещё потом говорить по-английски.
  • Дело сделано, и его не исправить, и это единственное утешение, как говорят в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует.
  • Выкладывай, да поживей, как сказал отец сыну, когда тот проглотил фартинг.
  • Стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало, как сказал приютский мальчик, дойдя до конца азбуки. (Изречение Уэллера-старшего)

Альфред Джингль

В пятьдесят третьей главе Диккенс рассказывает нам о том, что Пиквик выкупил из флитской тюрьмы и Джингля, и его слугу и обеспечил их средствами на эмиграцию в Вест-Индию .

Второстепенные герои

  • Тони Уэллер (англ. Tony Weller ) - отец Сэма Уэллера.
  • Джоб Троттер (англ. Job Trotter ) - слуга Альфреда Джингля, отличавшийся тем, что мог «пустить слезу» тогда, когда хотел убедить кого-то в своей искренности.
  • Мистер Уордл (англ. Mr. Wardle ) - владелец фермы в местечке Дингли-Делл, друг Пиквика.
  • Джо (англ. Joe ) - слуга мистера Уордла, «жирный парень», который потреблял большое количество пищи и постоянно засыпал в любой ситуации в любое время дня; проблема сна Джо - происхождение медицинского термина «Синдром Пиквика ».
  • Рэйчел Уордл (англ. Rachael Wardle ) - сестра мистера Уордла, которая пыталась тайно сбежать с мистером Джинглем.
  • Эмили Уордл (англ. Emily Wardle ) - одна из дочерей мистера Уордла, впоследствии вышедшая замуж за Снодграсса.
  • Арабелла Эллен (англ. Arabella Allen ) - подруга Эмили, впоследствии вышедшая замуж за Уинкля.
  • Мэри (англ. Mary ) - «хорошенькая служанка» Арабеллы Эллен, которая впоследствии вышла замуж за Сэма Уэллера.
  • Бен (Бенджемин) Эллен (англ. Benjamin Allen ) - брат Арабеллы, студент-медик.
  • Боб Сойер (англ. Bob Sawyer ) - друг и сокурсник Бена Эллена.
  • Мистер Перкер (англ. Mr. Perker ) - поверенный мистера Пиквика.
  • Миссис Бардл (англ. Mrs. Bardell ) - вдова, хозяйка дома, где жил Пиквик, затеявшая против него процесс о нарушении брачного обещания.

Создание романа

Судя по письмам Диккенса, он с самого начала знал, что пишет произведение выдающееся. «Наконец-то я принялся за Пиквика, которому суждено будет предстать перед читателями во всем величии и блеске своей славы» ,- писал он своим издателям за день до окончания первой главы .

Начало работы

История создания романа начинается с 10 февраля 1836 года: в этот день к Чарльзу Диккенсу пришёл издатель Уильям Холл с предложением о работе. Замысел был прост: Диккенсу надо было вести рассказ о похождениях смешных джентльменов, изображённых на картинках Роберта Сеймура; при этом сложность состояла в необходимости следовать за художником, считаться с его замыслом. Друзья Чарльза - писатели Уильям Эйнсворт , Эдвард Бульвер-Литтон , Дуглас Джеролд - отговаривали Диккенса от этой работы, доказывая, что она не только не поможет его движению вперёд, но и отбросит его назад, ниже того уровня, которого он уже достиг как журналист . Да и сам Диккенс, начиная писать текст, не представлял достаточно чётко окончательных результатов своего содружества с Сеймуром.

В предисловии к изданию 1847 года Диккенс написал о начале работы над «Записками» следующее:

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур (Р. Сеймур сделал только семь гравюр, две гравюры - Р. У. Басс, которые не переиздавались, остальные - X.Н. «Физ» Браун . (Прим. переводчика.)) , и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах, что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путём с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура.

Формат издания поменялся в связи с самоубийством художника, Диккенс пишет об этом:

Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырёх иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

После самоубийства Сеймура писатель стал сам вести переговоры с несколькими ху­дожниками об иллюстрировании «Пиквикского клуба», и в том числе с Уильямом Теккереем - буду­щим автором «Ярмарки тщеславия» . Но его рисунки не понравились Диккенсу. Выбор пал на самого молодого пре­тендента - Хэблота Брауна, который, начиная с этого вре­мени, на протяжении двадцати с лишним лет под псевдо­нимом «Физ» иллюстрировал многие романы Диккенса. Роли переменились: теперь уже художник во всём следо­вал за писателем, прекрасно передавая общую атмосферу возникающей под пером Диккенса комической эпопеи и своеобразие созданных им персонажей . Но четвёртый выпуск, который был иллюстрирован Физом, так же не пользовался интересом читателей, как и первые три.

Использование тем и сюжетов прежних очерков

Во второй главе, рассказывая о том, как по вине Джингля мистер Уинкль был втянут в дуэль, Диккенс в несколько изменённом виде повторяет мотивы вошедшего в «Очерки Боза» рассказа «Дуэль в Грейт-Уинглбери». Третья глава включает «Рассказ странствующего актера». В шестую гла­ву «Записок» он включает историю «Возвращение каторж­ника», непосредственно перекликающуюся с написанным им ранее рассказом «Чёрная вуаль». И в том и в другом слу­чае речь идет о самоотверженной любви матери к сыну, который становится преступником. В эту же главу вошло написанное Диккенсом ранее стихотворение «Зелёный плющ». Органической связи со всеми остальными эпизо­дами эти вставные элементы не имеют, но и не противоре­чат принципу фрагментарности, лежащему в основе на­чальных глав «Записок Пиквикского клуба». В ряде случаев Диккенс использовал уже имевшиеся у него мате­риалы из-за нехватки времени: сроки окончания очередной серии приближались с неотвратимой быстротой .

Приход популярности

В июле 1836 года вышел пятый выпуск «Записок», содержащий главы 12 - 14, в котором появляется находчивый слуга Сэм Уэллер и город Итенсуилл с его бурной политической жизнью. Это выпуск прославил Диккенса и сделал популярным издание «Посмертных записок Пиквикского клуба». Успех пятого выпуска принято объяснять тем, что в нём появился Сэм Уэллер. И правда, в его лице Дон Кихот - Пиквик обрел своего Санчо .

История литературы не знает ничего подобного фурору, вызванному «Пиквиком». Те, кому он не слишком понравился, называли всеобщий энтузиазм «бозоманией». Появились «пиквикские» шляпы, пальто, трости, сигары . Собак и кошек называли «Сэм», «Джингль», «Бардл», «Троттер»; люди получали прозвища «Тапмен», «Уинкль», «Снодграсс» и «Стиггинс» . «Жирный парень» вошёл в словарь английского языка .

Принцип серийного издания

Исследователи творчества Диккенса обращали внимание на журналистскую природу «Записок», их связь с текущи­ми событиями «сегодняшнего дня», которая проявляется и в том, что Диккенс приурочивал описываемые им проис­шествия и занятия пиквикистов к определённым временам года, к датам календаря: в июньском выпуске содержится описание игры в крикет , в октябрьском речь идёт об охоте, в февральском Уинкль демонстрирует своё «мастерство» катания на коньках, а в январском рассказывается о празд­новании Рождества . Открывая выпуск в сентябре, читатель узнаёт, что происходило с героями в августе, а в марте - о том, что они делали в феврале. Это создавало особую ат­мосферу общения с читателями: писатель как бы жил с ними общей жизнью, отвечал на их запросы и доверительно знакомил с тем, что лишь недавно произошло с героями, чья судьба ему известна, и он спешил познакомить с ни­ми своих читателей.

Создавая «Записки Пиквикского клуба», Диккенс формировал и завоёвывал читательскую аудиторию.

Первая публикация

Роман выходил почти полтора года. Было выпущено 19 номеров, в одном выпуске обычно печатались три главы. Последний выпуск был двойным и стоил два шиллинга . В мае 1837 года Диккенс был в трауре по случаю смерти его невестки Мэри Хогарт, поэтому в этом месяце номер не выходил.

  • I - Март 1836 года (главы 1 - 2);
  • II - Апрель 1836 года (главы 3 - 5);
  • III - Май 1836 года (главы 6 - 8);
  • IV - Июнь 1836 года (главы 9 - 11);
  • V - Июль 1836 года (главы 12 - 14);
  • VI - Август 1836 года (главы 15 - 17);
  • VII - Сентябрь 1836 года (главы 18 - 20);
  • VIII - Октябрь 1836 года (главы 21 - 23);
  • IX - Ноябрь 1836 года (главы 24 - 26);
  • X - Декабрь 1836 года (главы 27 - 28);
  • XI - Январь 1837 года (главы 29 - 31);
  • XII - Февраль 1837 года (главы 32 - 33);
  • XIII - Март 1837 года (главы 34 - 36);
  • XIV - Апрель 1837 года (главы 37 - 39);
  • XV - Июнь 1837 года (главы 40 - 42);
  • XVI - Июль 1837 года (главы 43 - 45);
  • XVII - Август 1837 года (главы 46 - 48);
  • XVIII - Сентябрь 1837 года (главы 49 - 51);
  • XIX-XX - Октябрь 1837 года (главы 52 - 57).

Переводы на русский язык

Первый русский перевод был опубликован в 1840 году в «Библиотеке для чтения» под заглавием «Записки бывшего Пиквикского клуба» .

В 1850 г. в типографии Глазунова книга вышла в переводе Иринарха Введенского под заглавием «Замогильныя записки Пикквикскаго клуба». В своей книге «Высокое искусство» К. И. Чуковский отзывался о нем так: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов, все же его перевод гораздо точнее, чем ланновский, уже потому, что в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом… „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя » .

С 1933 г., за вышеупомянутым единственным исключением, все издания «Записок Пиквикского клуба» выходят в переводе Кривцовой и Ланна. Шпета указывали в качестве сопереводчика в изданиях 1933, 1934 и 1935 гг.; но после того как в 1935 г. Шпет был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, его перестали упоминать как участника перевода.

Чарльз Диккенс

Посмертные записки Пиквикского Клуба

ПРЕДИСЛОВИЕ

В предисловии к первому изданию «Посмертных Записок Пиквикского Клуба» было указано, что их цель - показать занимательных героев и занимательные приключения; что в ту пору автор и не пытался развить замысловатый сюжет и даже не считал это осуществимым, так как «Записки» должны были выходить отдельными выпусками, и что по мере продвижения работы он постепенно отказался от самой фабулы Клуба, ибо она явилась помехой. Что касается одного из этих пунктов, то впоследствии опыт и работа кое-чему меня научили и теперь, пожалуй, я предпочел бы, чтобы эти главы были связаны между собой более крепкой нитью, однако они таковы, какими были задуманы.

Мне известны различные версии возникновения этих Пиквикских Записок, и для меня, во всяком случае, они отличались прелестью, полной неожиданности. Появление время от времени подобных домыслов дало мне возможность заключить, что мои читатели интересуются этим вопросом, а потому я хочу рассказать о том, как родились эти Записки.

Был я молод - мне было двадцать два - двадцать три года, - когда мистеры Чепмен и Холл, обратив внимание на кое-какие произведения, которые я помещал тогда в газете «Морнинг Кроникл» или писал для «Олд Монсли Мегезин» (позже была издана серия их в двух томах с иллюстрациями мистера Джорджа Круктенка), явились ко мне с предложением написать какое-нибудь сочинение, которое можно издать отдельными выпусками ценой в шиллинг - в то время я, да, вероятно, и другие знали о таких выпусках лишь по смутным воспоминаниям о каких-то нескончаемых романах, издаваемых в такой форме и распространяемых странствующими торговцами по всей стране, - помню, над иными из них я проливал слезы в годы моего ученичества в школе Жизни.

Когда я распахнул свою дверь в Фарнивел-Инн перед компаньоном, представителем фирмы, я признал в нем того самого человека, - его я никогда не видел ни до, ни после этого, - из чьих рук купил два-три года назад первый номер Мегезина, в котором со всем великолепием было напечатано первое мое вдохновенное произведение из «Очерков» под заглавием «Мистер Миннс и его кузен»; однажды вечером, крадучись и дрожа, я со страхом опустил его в темный ящик для писем в темной конторе в конце темного двора на Флит-стрит. По сему случаю я отправился в Вестминстер-Холл и зашел туда на полчаса, ибо глаза мои так затуманились от счастья и гордости, что не могли выносить вид улицы, да и нельзя было показываться на ней в таком состоянии. Я рассказал моему посетителю об этом совпадении, которое показалось нам обоим счастливым предзнаменованием, после чего мы приступили к делу.

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур, и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя - сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура. Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырех иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, - до выхода из печати второго выпуска, - привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

С большой неохотой я вынужден коснуться туманных и бессвязных утверждений, сделанных якобы в интересах мистера Сеймура, будто он принимал какое-то участие в замысле этой книги или каких-то ее частей, о чем не указано с надлежащей определенностью в предшествующих строках. Из уважения к памяти брата-художника и из уважения к самому себе я ограничусь здесь перечислением следующих фактов:

Мистер Сеймур не создавал и не предлагал ни одного эпизода, ни одной фразы и ни единого слова, которые можно найти в этой книге. Мистер Сеймур скончался, когда были опубликованы только двадцать четыре страницы этой книги, а последующие сорок восемь еще не были написаны. Никогда я не видел почерка мистера Сеймура. И только один раз в жизни я видел самого мистера Сеймура, а было это за день до его смерти, и тогда он не делал никаких предложений. Видел я его в присутствии двух человек, ныне здравствующих, которым прекрасно известны все эти факты, и их письменное свидетельство находится у меня. И, наконец, мистер Эдуард Чепмен (оставшийся в живых компаньон фирмы Чепмен и Холл) изложил в письменной форме, из предосторожности, то, что ему лично известно о происхождении и создании этой книги, о чудовищности упомянутых необоснованных утверждений и о явной невозможности (детально проверенной) какого бы то ни было их правдоподобия. Следуя принятому мною решению быть снисходительным, я не буду цитировать сообщение мистера Эдуарда Чепмена о том, как отнесся его компаньон, ныне покойный, к упомянутым претензиям.

«Боз», мой псевдоним в «Морнинг Кроникл» и в «Олд Монсли Мегезин», появившийся и на обложке ежемесячных выпусков этой книги и впоследствии еще долго остававшийся за мной, - прозвище моего любимого младшего брата, которого я окрестил «Мозес» в честь векфилдского священника; это имя в шутку произносили в нос, оно превратилось в Бозес и уменьшительно - в Боз. Это было словечко из домашнего обихода, хорошо знакомое мне задолго до того, как я стал писателем, и потому-то я выбрал его для себя.

О мистере Пиквике говорили, что, по мере того как развертывались события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно производят на нас впечатление поначалу, и, только познакомившись с ним ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую его сторону.

Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы (а иные ее не заметили, когда только что появились в печати «Пуритане» между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания - но не духа его - в самые банальные разногласия и в самые пошлые житейские дела, - пусть эти люди уразумеют, что в настоящей книге сатира направлена всегда против последнего явления и никогда против первого. Далее: в этой книге последнее явление изображено в сатирическом виде, как несовместимое с первым (что подтверждает опыт), не поддающееся слиянию с ним, как самая губительная и зловредная ложь, хорошо знакомая в человеческом обществе, - где бы ни находилась в настоящее время ее штаб-квартира - в Экстер-Холле, или в Эбенезер Чепл, или в обоих этих местах. Пожалуй, лишнее продолжать рассуждения на эту тему, столь самоочевидную, но всегда уместно протестовать против грубой фамильярности со священными понятиями, о которых глаголят уста и молчит сердце, или против смешения христиан с любой категорией людей, которые, по словам Свифта, религиозны ровно настолько, чтобы ненавидеть, и недостаточно для того, чтобы любить друг друга.

Просматривая страницы этого нового издания, я с любопытством и интересом установил, что важные социальные изменения к лучшему произошли вокруг нас почти незаметно с той поры, как была написана эта книга. Однако все еще надлежит ограничить своеволие адвокатов и хитроумные их уловки, которыми они доводят до обалдения присяжных. По-прежнему также представляется возможным ввести улучшения в систему парламентских выборов (и, быть может, даже в самый Парламент). Но правовые реформы остригли когти мистерам Додсону и Фоггу; в среду их клерков проник дух самоуважения, взаимной терпимости, просвещения и сотрудничества во имя благих целей; пункты, далеко отстоящие друг от друга, сблизились для удобства и выгоды народа и ради уничтожения в будущем полчища мелочных предрассудков, зависти, слепоты, от которых всегда страдал только народ; изменены законы о тюремном заключении за долги, а тюрьма Флит снесена!

"The Posthumous Papers of the Pickwick Club" Диккенса вышли в 1836 г., и уже в 1840 г. в журнале "Библиотека для чтения" вышел первый перевод "Записки бывшего Пиквикского клуба".

Еще через 10 лет, в 1850 г., они были опубликованы в переводе Иринарха Введенского под названием "Замогильные записки Пикквикского клуба", и на протяжении 80 лет этот перевод считался классическим (переиздавался в 1871, 1875, 1884, 1891, 1898 гг.).

Цитирования "Высокого искусства" Чуковского тут не избежать, простите: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов... в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом... „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя». Промахов действительно было немало: точность перевода Введенского не заботила, вместо непонятных фраз он дописывал собственные предложения, а часто произвольно вставлял их и просто так (за примерами - к тому же Чуковскому, нельзя ж его тут бесконечно цитировать). В защиту Введенского, детали скоро забываются, и от перевода остаются в целом хорошие впечатления.

В 1894 г. в типографии Суворина вышел неподписанный "новый перевод" с тем же названием, без особых художественных достоинств. Он не заслуживал бы упоминания, если бы не последующие события.

В советское время за перевод взялся Густав Шпет. К делу он отнесся серьезно, досконально изучив исторический и географический контекст, однако перевод его, как вспоминает М.К.Поливанов в "Очерке биографии Г.Г.Шпета", не был принят, ему предпочли альтернативный перевод Кривцовой и Ланна.

Тем не менее, сокращенный перевод Шпета все же был опубликован , причем на год раньше Кривцовой-Ланна, в 1932 г. Как признаются в самой книге, за основу был взят именно безымянный перевод 1894 г. (чем вызван такой финт, не объясняется), который пришлось сильно отредактировать. Перевод был подписан как "под редакцией А.Г. и Г.Ш.", и если Густав Шпет расшифрован, то относительно А.Г. остаются две версии: Аркадий Горнфельд или Александр Габричевский. Если сравнивать, этот перевод больше всего походит на сокращенный и неотредактированный перевод Кривцовой и Ланна, читать его не рекомендую.

С тех пор сокращенный перевод Шпета был переиздан лишь однажды, в 2000 г. в издательстве "Независимая газета", где, во-первых, он подвергся дополнительной редактуре Тюнькиной, во-вторых, издательство опрометчиво назвала вторым переводчиком Аркадия Горнфельда - не объясняя свой выбор.

Тут я обязан рекомендовать отличную получасовую лекцию azangru "Как не надо переиздавать переводы Диккенса", где подробно, со сканами, он эти переводы разбирает и сравнивает.

Наработки Шпета пригодились, и в 1933 г. вышли "Посмертные записки Пиквикского клуба" в переводе Кривцовой и Ланна при участии и с комментарием Шпета (обширные изыскания Шпета вышли отдельным томом комментариев). Хотя Чуковский и Нора Галь, как знают все, кто хоть как-то интересовался принципами перевода, прошлись по нему паровым катком и по сравнению с Введенским перевод действительно суховат - на мой вкус, все же добротный перевод, а не ужас-ужас.

С 1933 г. - за единственным вышеупомянутым исключением - "Посмертные записки" выходили только в переводе Кривцовой и Ланна при участии Шпета. Именно так перевод был подписан в переизданиях 1934 г. и 1935 г. , однако в 1935 г. Шпет был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности, и начиная с 1936 г. его перестали указывать как сопереводчика. Поскольку современные издательства привыкли работать методом copy-paste, Шпета как участника перевода Кривцовой и Ланна не упоминают и по сей день.

В интернете перевода Шпета не было, а перевод Введенского был выложен только в старой орфографии (не считая одного варианта, наспех переведенного в новую орфографию на малоизвестном сайте, в сетевые библиотеки он не попал).

Теперь "Посмертные записки Пиквикского клуба" все же можно прочитать и в этих переводах:
- в сокращенном переводе Шпета - http://proxy.flibusta.net/b/417758
- в переводе Введенского в современной орфографии, с дополнительной корректурой и незначительной осовременивающей редактурой -

Чарльз Диккенс

«Посмертные записки Пиквикского клуба»

12 мая 1827 г. прошло заседание Пиквикского клуба, посвящённое сообщению Сэмюэла Пиквика, эсквайра, и озаглавленное: «Размышления об истоках Хэмстедских прудов с присовокуплением некоторых наблюдений по вопросу о теории колюшки». На нём был учреждён новый отдел под названием Корреспондентское общество Пиквикского клуба в составе: Сэмюэл Пиквик, Треси Тапмен, Огастес Снодграсс и Натэниэл Уинкль. Цель создания общества — раздвинуть границы путешествий мистера Пиквика, расширив тем самым сферу его наблюдений, что неминуемо приведёт к прогрессу науки; члены общества обязаны представлять в Пиквикский клуб достоверные отчёты о своих изысканиях, наблюдениях над людьми и нравами, оплачивая собственные путевые издержки и почтовые расходы.

Мистер Пиквик неустанно трудился всю жизнь, преумножая своё состояние, а удалившись от дел, посвятил себя Пиквикскому клубу. Он был опекуном мистера Снодграсса, молодого человека с поэтическими наклонностями. Мистер Уинкль, также молодой человек из Бирмингема, которого отец отправил на год в Лондон для обретения жизненного опыта, имел репутацию спортсмена; а мистер Тапмен, джентльмен почтенного возраста и габаритов, сохранил, несмотря на годы, юношеский пыл и пристрастие к прекрасному полу.

На следующее утро Корреспондентское общество отправляется в своё первое путешествие, и приключения начинаются немедленно, ещё в Лондоне. Добросовестно занося в записную книжку свои наблюдения, мистер Пиквик был принят за шпиона, и кучер решил поколотить его и присоединившихся к нему друзей. Кучер уже начал осуществлять своё намерение — пиквикистов спасает не слишком хорошо одетый, но весьма самоуверенный и говорливый джентльмен, который оказался их попутчиком.

Вместе они доезжают до Рочестера, и в знак благодарности друзья приглашают его на обед. Обед сопровождался столь обильными возлияниями, что для троих пиквикистов плавно и незаметно перетёк в сон, а мистер Тапмен и гость отправились на бал, происходящий здесь же, в гостинице, причём гость позаимствовал фрак уснувшего мистера Уинкля. На балу они пользовались таким успехом, что вызвали ревность полкового врача, имевшего серьёзные виды на некую вдову, весьма охотно танцевавшую с ними; в итоге полковой врач счёл себя оскорблённым, и наутро мистера Уинкля разбудил его секундант (ни врачу, ни пиквикистам гость не сообщил своего имени, поэтому ревнивец разыскивал владельца фрака). Уинкль, не в силах вспомнить событий вчерашнего вечера, принимает вызов. Он в ужасе, ибо, несмотря на репутацию спортсмена, совершенно не умеет стрелять. К счастью, у роковой черты выясняется, что доктор жаждет отнюдь не его крови, и дело кончается решением выпить вместе по стакану вина. Вечером в гостинице дуэлянты находят тех, кто им нужен: Тапмена и гостя пиквикистов, который оказывается странствующим актёром Альфредом Джинглем. Так и не получив удовлетворения, они удаляются — дуэль с актёром невозможна!

В Рочестере проводятся военные маневры — событие, которого пиквикисты пропустить не могут. В ходе маневров ветер унёс шляпу мистера Пиквика, и, догоняя её, он сталкивается с каретой мистера Уордля. Бывая в Лондоне, мистер Уордль посетил несколько заседаний Пиквикского клуба и помнил друзей; он радушно приглашает их в карету, а потом и в своё поместье Менор Фарм — погостить.

Семья мистера Уордля состоит из его матери, его незамужней сестры мисс Рейчел и двух его юных дочерей Эмили и Изабеллы. Дом полон многочисленными гостями и домочадцами. Это гостеприимное семейство несёт в себе дух доброй старой Англии. Гостей развлекают стрельбой по воронам, причём мистер Уинкль, ещё раньше продемонстрировавший незнакомство с конным спортом, подтвердил своё полное неумение стрелять, ранив мистера Тапмена. За раненым ухаживает мисс Рейчел; вспыхивает любовь. Но на крикетном матче в Магльтоне, который решили посетить мистер Уордль и пиквикисты, они снова встречают Джингля. После матча и обильных возлияний он сопровождает их домой, очаровывает всю женскую половину Менор Фарм, добивается приглашения погостить и, подслушивая и подглядывая, начинает плести интригу с целью или жениться на мисс Рейчел и завладеть её состоянием, или получить отступного. Заняв денег у Тапмена, он уговаривает старую деву бежать в Лондон; её брат и пиквикисты пускаются в погоню и настигают беглецов в последнюю минуту: брачная лицензия уже получена. За сто двадцать фунтов Джингль легко отказывается от мисс Рейчел и тем самым становится личным врагом мистера Пиквика.

Вернувшись в Лондон, мистер Пиквик хочет нанять слугу: ему понравились остроумие и сообразительность коридорного из гостиницы, где они обнаружили мисс Рейчел. Когда он заговорил об этом со своей квартирной хозяйкой миссис Бардл, та почему-то рассудила, что мистер Пиквик делает ей предложение и, ответив согласием, немедленно заключила его в объятия. Эту сцену застали подоспевшие пиквикисты и маленький сын миссис Бардл, который тотчас заревел и бросился бодать и щипать джентльмена. Слугу мистер Пиквик нанимает в тот же вечер, но в то же время оказывается ответчиком по делу о нарушении брачного обещания, ущерб от которого миссис Бардл оценила в полторы тысячи фунтов.

Не ведая о сгустившихся над его головой тучах, он со своими друзьями отправляется в Итонсуилл наблюдать предвыборную борьбу и выборы мэра, и там, будучи приглашён на костюмированный завтрак миссис Лео Хантер, создательницы «Оды издыхающей лягушке», встречает Джингля. Тот, увидев пиквикистов, скрывается, и мистер Пиквик со своим слугой Сэмом Уэллером разыскивают его, чтобы разоблачить. Сэм знакомится со слугой Джингля (или другом, выступающим в роли слуги) Джобом Троттером и узнает от него, что Джингль готовится похитить из пансиона некую юную леди и тайно обвенчаться с ней. Разоблачить его можно, только лишь застав на месте преступления, — и мистер Пиквик проводит ночь в саду пансиона под проливным дождём, бесплодно дожидаясь, когда мошенники приедут за леди. Разумеется, он не дождался ничего, кроме ревматизма и чрезвычайно неловкого положения, возникшего, когда он постучал среди ночи в дверь пансиона. Джингль опять насмеялся над ним! Хорошо ещё, что приехавшие в эти края на охоту мистер Уордль со своим будущим зятем мистером Трандлем удостоверяют его личность и разъясняют недоразумение хозяйке пансиона!

Пиквикисты также получают приглашение на охоту, а затем и на свадьбу Трандля и дочери Уордля Изабеллы, которая состоится на святках в Менор фарм. Охота кончилась для мистера Пиквика пробуждением в сарае для скота соседа-помещика. Весь день его, страдающего от ревматизма, Сэм возил в тачке, а после пикника, он, отдав должное холодному пуншу, был оставлен спать прямо в тачке под живописным дубом, росшим на территории соседа, и спал так сладко, что не заметил, как его перевезли.

От отца Сэма, кучера, мистер Пиквик узнает, что тот вёз Джингля и Троттера в Ипсуич, причём они весело вспоминали, «как обработали старую петарду» — так они именовали, безусловно, мистера Пиквика. Возжаждав мести, мистер Пиквик и Сэм едут в Ипсуич. Гостиница, где они остановились, обширна и запущенна, коридоры её запутанны, а комнаты как две капли воды похожи друг на друга — и, заблудившись, мистер Пиквик среди ночи оказывается в комнате леди в жёлтых папильотках. Это обстоятельство едва не сыграло роковую для него роль, ибо джентльмен, сделавший наутро ей предложение, был ревнив, и леди, боясь дуэли, ринулась к судье с просьбой превентивно арестовать мистера Пиквика — но, к счастью, положение спасает Сэм, который так же страстно хочет отомстить Троттеру, как его хозяин — Джинглю. Сэм успел узнать, что Джингль под именем капитана Фиц-Маршалла «обрабатывает» семейство судьи; мистер Пиквик предостерегает судью, где вечером они смогут встретиться с бродячим актёром лицом к лицу. Сэм на кухне поджидает Троттера, который, подобно тому, как его хозяин обольщает дочь судьи, занимается скопившей деньжат кухаркой. Именно здесь Сэм знакомится со служанкой Мэри и находит в ней премного совершенств. Вечером Джингль и Троттер разоблачены, мистер Пиквик гневно бросает им в лицо слова «негодяй» и «мошенник».

Тем временем настали святки, и друзья отправились к мистеру Уордлю. Праздник так удался, что мистер Пиквик сменил неизменные гетры на шёлковые чулки и принял участие в танцах, а также в катании по ледяной дорожке, что и закончилось для него купанием в проруби; мистер Уинкль нашёл свою любовь — мисс Арабелла Эллен была подружкой невесты; и все общество познакомилось с двумя студентами-медиками, один из которых был братом мисс Эллен.

Наступил день суда над мистером Пиквиком по делу о нарушении брачного обещания. Интересы миссис Бардл защищали Додсон и Фогг, интересы мистера Пиквика — Перкинс. Хотя понятно было, что все шито белыми нитками, и нитки эти торчат, мистер Пиквик катастрофически проигрывает процесс: Додсон и Фогг знают своё дело. Они настолько уверены в себе, что предложили миссис Бардл принять дело на свой риск и не требовать уплаты судебных издержек, если им ничего не удастся вытянуть из мистера Пиквика, о чем якобы простодушно поведал залу слуга мистера Пиквика Сэм, вызванный свидетелем. Дело было решено в пользу истицы. Однако, не желая потворствовать несправедливости, мистер Пиквик наотрез отказался платить судебные издержки, предпочтя долговую тюрьму. А перед тем, как в ней оказаться, он предлагает друзьям совершить путешествие в Бат, на воды.

В Бате мистер Уинкль становится жертвой смешного недоразумения, вследствие чего, опасаясь дуэли, бежит в Бристоль и там случайно обнаруживает бывших студентов-медиков, ныне практикующих врачей, один из которых — брат его возлюбленной, а другой — его соперник. От них он узнает, что его Арабелла живёт с тёткой в этом же городе. Мистер Пиквик хочет вернуть Уинкля в Бат с помощью Сэма, но вместо этого сам выезжает в Бристоль и помогает совершиться свиданию Уинкля и Арабеллы. А Сэм в соседнем доме обретает свою Мэри.

По возвращении в Лондон мистера Пиквика препровождают в долговую тюрьму. Какой простор для наблюдений людей и нравов! И мистер Пиквик слушает и записывает многочисленные судебные и тюремные истории, как раньше собирал и записывал рассказы странствующего актёра, священника из Дингли-Делла, торгового агента, кучера, своего слуги Сэма; легенды о принце Блейдаде и о том, как подземные духи похитили пономаря… Однако вывод, к которому он приходит, неутешителен: «У меня голова болит от этих сцен, и сердце тоже болит».

В тюрьме мистер Пиквик встречает Джингля и Троттера, оборванных, истощённых и голодных. Потрясая их великодушием, он даёт им денег. Но мистер Пиквик и сам потрясён великодушием своего слуги, который сел в тюрьму, чтобы с ним не расставаться.

Между тем, не вытянув ничего из мистера Пиквика, ушлые Додсон и Фогг заставили миссис Бардл совершить «пустую формальность»: подписать долговое обязательство на сумму издержек по судебному делу. Так миссис Бардл тоже оказалась во Флите. Сэм и поверенный Пиквика Перкер взяли у неё письменные показания о том, что с самого начала это дело было затеяно, раздуто и проведено Додсоном и Фоггом и что она глубоко сожалеет о причинённом мистеру Пиквику беспокойстве и возведённой на него клевете. Оставалось только уговорить мистера Пиквика сделать великодушный жест — уплатить судебные издержки за себя и за миссис Бардл, и тюрьму можно покинуть. Уговорить его помогают новобрачные — мистер Уинкль и Арабелла, которые умоляют его быть их послом и к брату Арабеллы, и к отцу Уинкля, чтобы объявить об их браке и получить запоздалое благословение. Мистер Пиквик вносит, кроме того, залог за Джингля и Троттера, которые с его помощью отправляются в Америку и там начинают новую жизнь.

После всех этих приключений мистер Пиквик закрывает Пиквикский клуб и удаляется на покой, сняв дом в тихих и живописных окрестностях Лондона, где и поселяется с верным слугой Сэмом, служанкой Мэри (через два года Сэм и Мэри поженились), а «освятила» этот дом церемония свадьбы мистера Снодграсса и Эмилии, дочери мистера Уордля.

Эта история началась 12 мая 1827 года. Именно в этот день на заседании Пиквикского клуба было учреждено Корреспондентское общество, в которое вошли: Сэмюэл Пиквик, Треси Тапмен, Огастес Снодграсс и Натэниэл Уинкль. Оно было создано с одной единственной целью - это расширить границы наблюдений мистера Пиквика в области человеческой нравственности.

Мистеру Пиквику удалось скопить солидное состояние за всю свою жизнь, и в старости он решает полностью посвятить себя Пиквикскому клубу. Мистер Пиквик так же является опекуном мистера Снодграсса - молодого человека с поэтическими наклонностями. Мистер Уинкль - молодой человек, родом из Бирмингема, в Лондон приехал по настоянию отца, набираться жизненного опыта. Мистер Тапмен - джентльмен почтенного возраста и габаритов, однако, несмотря на свои годы, не утратил юношеский максимализм и влечение к противоположному полу.

Следующим же утром друзья отправляются в своё первое приключение. Кучер, который их вёз по Лондону, принял мистера Пиквика за шпиона и решил поколотить всю компанию, но на защиту Корреспондентского общества стал некий незнакомец. Вместе они прибыли в Рочестер, где отметили приятную дружескую встречу. Трое пиквинистов, после бурного застолья отошли ко сну, а мистер Тапмен и гость отправились на бал, который проходил в той же гостинице. И здесь с ними случаются недоразумения: гость был одет во фрак мистера Уинкля и, танцуя с девушкой на балу, оскорбил полкового врача, за что справедливо последовал вызов на дуэль. Но вызов поступил мистеру Уинклю, так как фрак был его, и он принимает вызов, ведь не может вспомнить событий того вечера. Перед дуэлью всё проясняется и находится виновник всей ситуации - мистер Альфред Джингль, странствующий актёр. Дуэли не состоялось, ведь нельзя стрелять в актёров.

Вскоре в Рочестере проходят военные манёвры, на которых, по счастливой случайности, друзья встречают своего старого приятеля мистера Уордля. Тот приглашает их в гости, в своё поместье МенорФарм. Там их встречают радушно и они прекрасно проводят время. На крикетном матче в Магльтонеони снова встречают мистера Джингля. Попав в дом мистера Уордля, Джингль очаровывает его незамужнюю сестру Рейчел, и они бегут в Лондон, где заключают брачный контракт. Их настигают пиквинисты, но поздно. Пришлось выплатить сто двадцать фунтов Джинглю и после этого мистер Пиквин объявляет его своим врагом.

Сам же, мистер Пиквик, попадает в долговую тюрьму в Лондоне за отказ платить по брачному иску. Там он и встречает мистера Джингля и его друга мистера Троттера. В это время молодожёны мистер Уинкльи Арабелла уговаривают мистера Пиквика внести залог по иску. Вместе с тем, он освобождает Джингляи Троттера, которые позже отправились в Америку.

После всех приключений мистер Пиквик снял уютный домик близ Лондона, где поселился со своим слугой Сэмом и служанкой Мэри, которые вскоре поженились. В этом же доме прошла и церемония свадьбы мистера Снодграсса и Эмилии, дочери мистера Уордля.

В предисловии к первому изданию «Посмертных Записок Пиквикского Клуба» было указано, что их цель – показать занимательных героев и занимательные приключения; что в ту пору автор и не пытался развить замысловатый сюжет и даже не считал это осуществимым, так как «Записки» должны были выходить отдельными выпусками, и что по мере продвижения работы он постепенно отказался от самой фабулы Клуба, ибо она явилась помехой. Что касается одного из этих пунктов, то впоследствии опыт и работа кое-чему меня научили и теперь, пожалуй, я предпочел бы, чтобы эти главы были связаны между собой более крепкой нитью, однако они таковы, какими были задуманы.

Мне известны различные версии возникновения этих Пиквикских Записок, и для меня, во всяком случае, они отличались прелестью, полной неожиданности. Появление время от времени подобных домыслов дало мне возможность заключить, что мои читатели интересуются этим вопросом, а потому я хочу рассказать о том, как родились эти Записки.

Был я молод – мне было двадцать два – двадцать три года, – когда мистеры Чепмен и Холл, обратив внимание на кое-какие произведения, которые я помещал тогда в газете «Морнинг Кроникл» или писал для «Олд Монсли Мегезин» (позже была издана серия их в двух томах с иллюстрациями мистера Джорджа Круктенка), явились ко мне с предложением написать какое-нибудь сочинение, которое можно издать отдельными выпусками ценой в шиллинг – в то время я, да, вероятно, и другие знали о таких выпусках лишь по смутным воспоминаниям о каких-то нескончаемых романах, издаваемых в такой форме и распространяемых странствующими торговцами по всей стране, – помню, над иными из них я проливал слезы в годы моего ученичества в школе Жизни.

Когда я распахнул свою дверь в Фарнивел-Инн перед компаньоном, представителем фирмы, я признал в нем того самого человека, – его я никогда не видел ни до, ни после этого, – из чьих рук купил два-три года назад первый номер Мегезина, в котором со всем великолепием было напечатано первое мое вдохновенное произведение из «Очерков» под заглавием «Мистер Миннс и его кузен»; однажды вечером, крадучись и дрожа, я со страхом опустил его в темный ящик для писем в темной конторе в конце темного двора на Флит-стрит. По сему случаю я отправился в Вестминстер-Холл и зашел туда на полчаса, ибо глаза мои так затуманились от счастья и гордости, что не могли выносить вид улицы, да и нельзя было показываться на ней в таком состоянии. Я рассказал моему посетителю об этом совпадении, которое показалось нам обоим счастливым предзнаменованием, после чего мы приступили к делу.

Сделанное мне предложение заключалось в том, чтобы я ежемесячно писал нечто такое, что должно явиться связующим звеном для гравюр, которые создаст мистер Сеймур, и то ли у этого превосходного художника-юмориста, то ли у моего посетителя возникла идея, будто наилучшим способом для подачи этих гравюр явится «Клуб Нимрода», члены которого должны охотиться, удить рыбу и всегда при этом попадать в затруднительное положение из-за отсутствия сноровки. Подумав, я возразил, что хотя я родился и рос в провинции, но отнюдь не склонен выдавать себя за великого спортсмена, если не считать области передвижения во всех видах что идея эта отнюдь не нова и была не раз уже использована; что было бы гораздо лучше, если бы гравюры естественно возникали из текста, и что мне хотелось бы идти своим собственным путем с большей свободой выбирать людей и сцены из английской жизни, и я боюсь, что в конце концов я так и поступлю, независимо от того, какой путь изберу для себя, приступая к делу. С моим мнением согласились, я задумал мистера Пиквика и написал текст для первого выпуска, а мистер Сеймур, пользуясь гранками, нарисовал заседание Клуба и удачный портрет его основателя – сей последний был создан по указаниям мистера Эдуарда Чепмена, описавшего костюм и внешний вид реального лица, хорошо ему знакомого. Памятуя о первоначальном замысле, я связал мистера Пиквика с Клубом, а мистера Уинкля ввел специально для мистера Сеймура. Мы начали с выпусков в двадцать четыре страницы вместо тридцати двух и с четырех иллюстраций вместо двух. Внезапная, поразившая нас смерть мистера Сеймура, – до выхода из печати второго выпуска, – привела к незамедлительному решению вопроса, уже назревавшего: выпуск был издан в тридцать две страницы только с двумя иллюстрациями, и такой порядок сохранился до самого конца.

С большой неохотой я вынужден коснуться туманных и бессвязных утверждений, сделанных якобы в интересах мистера Сеймура, будто он принимал какое-то участие в замысле этой книги или каких-то ее частей, о чем не указано с надлежащей определенностью в предшествующих строках. Из уважения к памяти брата-художника и из уважения к самому себе я ограничусь здесь перечислением следующих фактов:

Мистер Сеймур не создавал и не предлагал ни одного эпизода, ни одной фразы и ни единого слова, которые можно найти в этой книге. Мистер Сеймур скончался, когда были опубликованы только двадцать четыре страницы этой книги, а последующие сорок восемь еще не были написаны. Никогда я не видел почерка мистера Сеймура. И только один раз в жизни я видел самого мистера Сеймура, а было это за день до его смерти, и тогда он не делал никаких предложений. Видел я его в присутствии двух человек, ныне здравствующих, которым прекрасно известны все эти факты, и их письменное свидетельство находится у меня. И, наконец, мистер Эдуард Чепмен (оставшийся в живых компаньон фирмы Чепмен и Холл) изложил в письменной форме, из предосторожности, то, что ему лично известно о происхождении и создании этой книги, о чудовищности упомянутых необоснованных утверждений и о явной невозможности (детально проверенной) какого бы то ни было их правдоподобия. Следуя принятому мною решению быть снисходительным, я не буду цитировать сообщение мистера Эдуарда Чепмена о том, как отнесся его компаньон, ныне покойный, к упомянутым претензиям.

«Боз», мой псевдоним в «Морнинг Кроникл» и в «Олд Монсли Мегезин», появившийся и на обложке ежемесячных выпусков этой книги и впоследствии еще долго остававшийся за мной, – прозвище моего любимого младшего брата, которого я окрестил «Мозес» в честь векфилдского священника; это имя в шутку произносили в нос, оно превратилось в Бозес и уменьшительно – в Боз. Это было словечко из домашнего обихода, хорошо знакомое мне задолго до того, как я стал писателем, и потому-то я выбрал его для себя.

О мистере Пиквике говорили, что, по мере того как развертывались события, в характере его произошла решительная перемена и что он стал добрее и разумнее. По моему мнению, такая перемена не покажется моим читателям надуманной или неестественной, если они вспомнят, что в реальной жизни особенности и странности человека, в котором есть что-то чудаковатое, обычно производят на нас впечатление поначалу, и, только познакомившись с ним ближе, мы начинаем видеть глубже этих поверхностных черт и узнавать лучшую его сторону.

Если найдутся такие благонамеренные люди, которые не замечают разницы (а иные ее не заметили, когда только что появились в печати «Пуритане» между религией и ханжеством, между благочестием истинным и притворным, между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания – но не духа его – в самые банальные разногласия и в самые пошлые житейские дела, – пусть эти люди уразумеют, что в настоящей книге сатира направлена всегда против последнего явления и никогда против первого. Далее: в этой книге последнее явление изображено в сатирическом виде, как несовместимое с первым (что подтверждает опыт), не поддающееся слиянию с ним, как самая губительная и зловредная ложь, хорошо знакомая в человеческом обществе, – где бы ни находилась в настоящее время ее штаб-квартира – в Экстер-Холле , или в Эбенезер Чепл , или в обоих этих местах. Пожалуй, лишнее продолжать рассуждения на эту тему, столь самоочевидную, но всегда уместно протестовать против грубой фамильярности со священными понятиями, о которых глаголят уста и молчит сердце, или против смешения христиан с любой категорией людей, которые, по словам Свифта, религиозны ровно настолько, чтобы ненавидеть, и недостаточно для того, чтобы любить друг друга.